ПРИЁМ ЯЗЫКОВОЙ И РЕЧЕВОЙ ЭТИМОЛОГИЗАЦИИ
В РУССКИХ ФИЛОСОФСКИХ И ПОЭТИЧЕСКИХ ТЕКСТАХ
XX – XXI ВВ.
Азарова Н.М.
Доклады и сообщения Международной конференции «Русский язык и литература в международном образовательном пространстве: современное состояние и перспективы», Гранада, 7-9 мая 2007 г., Т.2, Издательский дом «МИРС», Гранада – СПб., 2007, сс. 843-848.
En los textos poéticos y filosóficos rusos de los siglos XX – XXI el principio de la verificatión histórica etímológica pierde su valor y como resultado el método de etimologización tiene muchos rasgos comunes, lo que manifiesta el proceso de convergencia de los discursos poético y filosófico. Se destaca varios tipos de polietimología inclusive intertextual multilingúe.
В поэтических и философских текстах ХХ века для создания новых философских или поэтико-философских концептов используется как интерпретация исторической этимологии с ее дальнейшим развитием (условно – “языковая этимологизация”), так и поэтическая или игровая этимологизация (условно – “речевая этимологизация”).
Если в XIX – начале XX века строго историческая этимологизация противопоставлялась “неточной” или “поэтической” этимологизации, то во второй половине XX века соотношение между языковой и речевой этимологизацией переосмысляется: историческая этимологизация теряет свои претензии на полную верифицируемость, а речевая философская и поэтическая этимологизация пользуются результатами исторической, но в итоге отходят от нее. В.Топоров, говоря о дальнейшем развитии этимологии, рисует перспективу, «внутри которой именно пренебрегаемые виды этимологии <поэтическая и философская этимология> становятся ведущими, а сравнительно-историческая – второстепенной… “Объективная” этимология становится малоэффективной» (Топоров 2005: 42-43).
843
Выделяя типы исторической, произвольной и смешанной этимологизации, можно отметить, что особенно интересны смешанные типы этимологизации (в философских сочинениях П. Флоренского, А. Лосева, С. Франка). Необходимо оговориться, что этимологизации сопутствует актуализация внутренней формы слова, что является необходимым, но недостаточным условием этимологизации.
В поэтико-философской этимологизации выделяются две стратегии, которые в огромной части случаев смешиваются: сакральная (в поисках истинного смысла слов, в поисках “исправления имен”, в традициях грамматик и теологических средневековых текстов) и причинно-следственная (по образцу научной, где этимологизируемое слово выступает как слово-объект), но это нестрогое разграничение, и часто конкретные этимологизации строятся исходя из совмещенной, научно-сакральной стратегии.
Этимологизация бывает имплицированная и эксплицированная, неразвернутая и развернутая: от одного предложения до нескольких страниц или организации целого текста. Развернутая этимологизация в философских текстах XX века связана с изменением синтаксических стратегий философского дискурса и противопоставляется каноническим наукообразным философским текстам, основанным на конвенциональном причинно-следственном синтаксисе.
Как пример стирания границ между поэтической и философской этимологизацией можно привести текст Л. Шестова, где “логос” и, соответственно, “логический”, “-логия” выводятся от “лгать”, в результате чего формант “-логия” приобретает оценочное значение: «Сократ, по поводу записанных Платоном диалогов своих, заметил: «сколько этот юноша налгал на меня…» (Шестов 2001: 335)
Когда мы говорим о поэтической или онтологической этимологизации, не работает логический “закон исключенного третьего”: omnis determinatio est negatio, и одна этимология не исключает другую. Это явление можно назвать “множественной этимологизацией” (термин мой – Н.А.). Множественная этимологизация характерна именно для поэтических и философских текстов; функционально, хотя она и может содержать игровое начало, но прежде всего направлена на создание нового понятия.
В связи с установкой на семантическую целостность в философском тексте этимологизация может рассматриваться как доказательство возможности веры в противоречия, то есть этимологизация выступает живой демонстрацией диалектики, заложенной в самом языке (например, приводятся две противоположные этимологии, одна из которых может быть историческая, другая – нет или обе являются вероятностно-историческими, или даже когда обе являются авторскими).
Кроме пар “этимон – этимологизируемое слово” часто наблюдается такое явление, как “этимологические гнезда”, когда в тексте присутствует более двух членов процесса этимологизации. Стихотворение К. Кедрова основано на этимологическом гнезде “червь” и “чрево”: «Тоска Ионы // во чреве червленом // … // кит – червь верченый // во чреве скит // червя время
844
– // чрево» (Кедров 2004: 226). Именно этот пример иллюстрирует идею, обозначенную термином “выворачивание” или “инсайдаут” (Кедров 2004: 225), поэтому эта этимологизация появляется у поэта неоднократно. Ту же самую этимологизацию, но в парном варианте “этимон – этимологизируемое слово”, а не в варианте гнезда, находим в философском тексте Вл. Соловьева: «Основной червь, у насекомых прикрытый снаружи, вбирается внутрь у позвоночных животных: их чрево есть тот же червь не только в этимологическом, но и в зоогеническом смысле» (Соловьев 1990: 380). Любопытно, что “биологическое” и “этимологическое” идут как синонимы, есть некоторое пристрастие этимологизировать биологические понятия и на их основе создавать философский концепт (или философское понятие). Эту тенденцию можно объяснить распространенными общими метафорами – “этимологии как биологии”, “живого слова”, что развернуто в работах Лосева: «…этимологический, вернее этимный, момент, момент этимона, “корня”, как это обычно говорится, слова» (Лосев 1990: 38). Для философа, когда он говорит о словообразовании и морфологии, выделяется, прежде всего, этимология: корень слова трактуется в ипостаси этимона, как корень растения, произрастающий новыми значениями: «В этимоне мы имеем первоначальный зародыш слова уже как именно слова, а не просто звука…» (Лосев 1990: 38). Отсюда – связь этимологизации с идеей потенциальности: выявление этимона подразумевает на его основании дальнейший понятийный рост. Идея органического роста слова и слова как органической энергемы и этимологизации в пространстве биологической метафоры проясняет знаменитое высказывание Хосе Ортеги-и-Гассета о том, что человек –“этимологическое животное”.
Функционально такие гнезда могут быть направлены на подчеркивание семантической целостности, в том числе и метафизической целостности, и на проведение семантических границ. У Г. Шпета “философия” этимологизируется, казалось бы традиционно, как “любовь” (к софии), однако этимологизация скрыта в тексте и не выявляется как прием самим автором, а воспринимается как метафора по принципу поэтического текста. Далее этимологическая метафора развертывается как “неудача в любви”: «…назвать начинание таких мыслителей неудачными и их дело – неудачей в философии, т.е. в любви к тому, что именуется софией – мастерством чистой мысли» (Шпет 1994: 135). Или развитие той же метафоры: «Как платоновский эрос – психология удачного познания, так скептицизм – неудачного. Философ, по Платону, влюбленный. Скептика можно назвать неудачником в любви…» (Шпет 1994: 197)
Если у Шпета выделяется “общее” как этимон “общного”, “общности”, “общения”, “общины” и “обобщения”, но в то же время и противопоставляются “общное” и “общее”: «“единства сознания”, в том числе и такие коллективные, которые “связаны” только “узами” свободы, сама свобода обнаруживается здесь, как общное, но и как общее…» (Шпет 1994: 104), то в шпетовском тексте это не размывание, а определение границ понятия при этимологизации,
845
в отличие от этимологизаций у Флоренского как размывающих границы. Задачей философской или поэтической этимологизации по типу Флоренского не всегда является уменьшение степени многозначности и неопределенности.
Подтипом “множественной исторической этимологизации” можно считать такое интертекстуальное явление, когда исторические этимологизации одного и того же заимствованного термина могут расходиться у разных философов и служить основанием для дальнейшего философского анализа. “Алетейя” – у Лосева этимологизируется и развивается как “незабвенное” и “незабываемое”, и далее – как “вечное” (Лосев 1990: 55), а у Хайдеггера – как «несокрытое» (Хайдеггер 1998: 63).
Именно этимологизация дает возможность межъязыкового общения разных философов и выработки общих понятий, служа средством философской интертекстуальности.
Философы в своей этимологизации могут обращаться к предшествующим онтологическим этимологизациям. Так, С. Кьеркегор прямо указывает на то, что он исходит из платоновской: «То, что мы называем мгновением, Платон назвал внезапным. Каким бы ни было его этимологическое объяснение, оно … стоит в связи с определением “невидимое”» (Кьеркегор 1993: 183).
В поэзии и философии XX века поэтической этимологизации часто подвергаются как философские понятия и термины, имеющие в своем составе латинские или греческие корни (“меон” (греч.) как “ме-он” у Лосева (Лосев 1990: 148)), так и слова славянского происхождения со связанными радикалами, призванные превратиться при помощи этимологизации в новые философские или поэтико-философские концепты (“неделя” как “неделимое” или “не делать” у Хармса (Хармс 2000: 161)).
Особенностью философских текстов является этимологизация заимствованных корней (в основном латинских и греческих) и малопродуктивных префиксов. Философу для выработки философского понятия безразлично, к какому языку обратиться для этого “этимологического толчка”: неважно, есть ли это в родном языке – он смотрит на уровни соответствия в разных языках и этимологизирует в соответствии, либо дает этимологическое поле. Франк: «оно есть потенциальность, сущая мочь… “мочь” (имеющее, конечно, другой смысл, чем “мощь”) употребляется теперь в русском языке обычно только как глагол и лишь в редких случаях (в таких оборотах, как “не в мочь”, “мочи моей нет”) – как существительное. Чтобы выразить понятие, для которого на немецком языке употребляется слово „das Kőnnen“, мы должны – вполне в духе русского языка – возродить старинное русское слово “мочь” как существительное…» (Франк 1990: С.247)
Этимологизация Франка – это вариант многоязычной этимологизации, когда необходимость выразить в родном языке понятие, параллельное существующему в иностранном языке (в данном случае – в немецком), ведет не к авторской философской неологии, а к оживлению при помощи этимона существующего слова. Соловьев, развивая концепт “чистой возможности”, переходит от латинского “потенция” к русской “возможности” с целью выделить этимон
846
“мочь”, но как предикат активного действия (в действительном причастии “могущий”): «…личинка есть совершенно актуальное бытие, по отношению к которому яичко есть лишь потенция. Вообще же возможность необходимо мыслится как принадлежащая могущему; чистая же возможность, т.е. сама по себе, равняется… чистому небытию» (Соловьев 1990: 83)
Наибольший интерес представляет межъязыковая этимологизация одновременно в поэтических и философских текстах, что может быть случайным явлением или стратегической философско-поэтической интертекстуальностью. Наглядный пример конвергенции философских и поэтических текстов путем этимологизации представляет собой этимологизация слова “время” и его семантического поля. Флоренский в понятии “время” ссылается на этимологии того времени: «“вре-мя” как “vert-men” от врът--ти, (“коловорот”), и сближает с “пре-врат-н-ый”»; далее ряд: немецкое “werd-en”, литовское “wora” (“вереница”)…» и объясняет время как движение: «Время измеряется движением, и само оно представлялось (казалось) нашим праотцам беспрерывным, бесконечным движением, течением» (Флоренский 1990: 795). У Флоренского как основная семантика “времени” фигурирует “вращение” и “становление”. У Ж. Делёза в «Критике и клинике» в этой связи дается не ссылка на лексикографические источники, а этимологизируется метафора Шекспира: «Время утратило свой стержень» – «Дверь, соскочившая с петель» (Делёз 2002: 43) – на основе межъязыковой этимологизации (в данном случае – из английского во французский язык): “joint” он даёт как “стержень”, на котором вращается дверь (развернутая этимологическая метафора): есть время, которое вращается (выделяется момент вращения во времени, как и у Флоренского, и время обуславливает движение). Но особенно интересно, что Делёз этимологизирует текст Шекспира не прямо, а через другой философский текст – Шестова: «The time is out of joint. – Шестов нередко превращал формулу Шекспира в трагический девиз своей мысли – в “Апофеозе беспочвенности” и в работе “Разрушающий и созидающий миры”» (Делёз 2002: 43).
Трактовка Делёзом шекспировской фразы аналогична шестовской: здесь имеет место сложная поэтико-философская интертекстуальность, а в связи с нашей темой можно говорить о множественной межъязыковой поэтико-философской этимологизации. Однако из-за того, что философ пишет на романском языке, этимологизация английского “joint” даже в таком интертекстуальном виде кажется Делёзу недостаточной: чтобы подкрепить семантику, он развивает “cardo” (“стержень, на котором вращается дверь”) как “кардинальный”, “кардинальные моменты”: «Стержень (CARDO) – это ось, на которой вращается дверь... указывает на то, что время подчиняется именно определенным кардинальным моментам…» (Делёз 2002: 43) На этом и развивается философская метафора: «Время – это вращающаяся дверь, лабиринт, ведущий к извечному истоку» (Делёз 2002: 43).
Множественная этимологизация может выступать в форме (варианте) перевода с языка на язык, наделяя русское слово той омонимией,
847
которая существует в языке оригинала, что путем совмещения омонимических значений языка оригинала ведет к сближению не связанных иными отношениями (метафорическими, метонимическими) русских слов: «“No flash”, – повторяет голос // разгоняя руками // ничего не давая запечатлеть. // Что значит «флеш»? – // не помню, // “вспышка” или “плоть”?» (В.Аристов 2004: 7).
Таким образом, можно говорить о стирании границ между языковой и поэтической этимологизацией в поэзии и в философии в ХХ веке и об этимологизации как о демонстрации многоуровневой поэтико-философской конвергенции.
БИБЛИОГРАФИЯ:
Аристов, В (2004): Реставрация скатерти, Саратов
Делёз, Жиль (2002): Критика и клиника, Петербург
Зубова, Л.В. (2006): Современная русская поэзия в контексте истории языка, Москва
Кедров, К. (2004): Поэтическая стратегия метаметафоры и ДООСа // «Поэтика исканий или поиск поэтики…», Москва
Лосев, А.Ф.(1990): Философия имени, Москва
Соловьев, В.С. (1990): Сочинения в 2-х тт., Т.2, Москва
Топоров, В.Н. (2005): Исследования по этимологии и семантике, Т.1, Москва
Флоренский, П.А. (1990): Столп и утверждение истины, ч.2, Москва
Франк, С.Л. (1990): Непостижимое. В кн. Франк С.Л., Сочинения, Москва
Хайдеггер, М. (1998): Работы и размышления разных лет, Москва, СС. 47 – 119
Хармс, Д (2000): Стихотворения//«Сборище друзей, оставленных судьбою…», Т.2, Москва
Шестов, Лев (2001): Философия трагедии, Москва
Шпет, Г.Г. (1994): Философские этюды, Москва
848